Чаяновская версия коллективизации

Есть глухие сведения о том, что Чаянов по специальному заданию Сталина написал в конце 1920-х книгу «Автаркия» — изолированное государство.

Л. Чертков

...В СССР создается семья, родня, один детский милый двор и Cталин — отец или старший брат всех...

А. Платонов

Жизнь выдающегося ученого профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии, директора Института сельскохозяйственной экономии, одного из руководителей всероссийской кооперации Александра Васильевича Чаянова (1888—1937) совпала с гигантскими социальными потрясениями кризисов, войн и революций
начала XX века, которые он осмыслил в многочисленных исследованиях не только
в области экономики, но также социологии, истории, географии, литературы. В большинстве случаев Чаянову удалось построить ряд эффективных моделей, удивительно
точно отражавших суть многих социальных явлений.

Наиболее известную часть наследия ученого составляют модели семейного
крестьянского хозяйства и сельскохозяйственной кооперации. Чаянов показал,
что семейное хозяйство обладает собственными социально-экономическими категориями и мотивациями, не сводимыми к рациональности homo economicus
капиталистической экономики. Впрочем, Чаянов обосновал еще ряд моделей
различных старых и новых экономических систем, доказывая, что социальноэкономический мир, окружающий нас, представляет собой вечно трансформирующийся конгломерат хозяйственных укладов.

Хотя к началу XX века капитализм, по мнению Чаянова, стал бесспорным лидером среди всех экономических форм, но его гегемонии угрожало динамичное
развитие еще двух альтернативных систем: семейной кооперации и «государственного коллективизма» (экономики советского государства).

До 1928 года Чаянов в основном занимался теорией и практикой семейной
кооперации, но уже за год до коллективизации он полностью переключил свое
внимание на разработку модели экономики крупного государственного производства, фактически предложив собственную альтернативу надвигающейся коллективизации.

Этот период научного творчества Чаянова, по общему мнению специалистов,
не представляет в научном отношении большой ценности. Считалось, что заклейменный советской идеологической критикой как лидер мелкобуржуазной теории крестьянского хозяйства и кулацкой кооперации, Чаянов стремился переключиться на выполнение официального идеологического заказа и тем самым
избежать репрессий по отношению не только к себе лично, но и к сотням экономистов, статистиков, агрономов, принадлежавших к так называемой организационно-производственной школе, которую он возглавлял.

Профессор Чаянов был репрессирован вместе со своими коллегами в 1930 году по делу мифической Трудовой крестьянской партии, в 1937-м Чаянова расстреляли. Его имя на долгие десятилетия оказалось забытым. Чаянов был заново
открыт на Западе в 1960-е годы, когда обнаружилось, что сельские регионы стран
третьего мира обладают собственной логикой экономического развития, логикой, которую разработал и предсказал русский аграрник. С перестройкой в СССР
имя Чаянова и его коллег было реабилитировано. За последнее десятилетие
основные научные и художественные произведения Чаянова переизданы.

И, тем не менее, загадка позднего Чаянова — кануна коллективизации —
остается до сих пор неразрешенной. Почему Чаянов одним из первых поддержал
форсированное огосударствление деревни? Не будем все сваливать лишь
на страх за себя и окружающих. Страшно в то время было всем — не только профессорам, но и маршалам, партработникам, поэтам, простым обывателям и, пожалуй, самому товарищу Сталину. И каждый, преодолевая страх, стремился выработать план собственных действий. Чаяновский план содержал целый ряд
глубоких и проницательных прогнозов состояния России. На наш взгляд, реконструкция логики, мотивации чаяновской версии коллективизации, ее финальной
неудачи представляет не только исторический интерес.

Чаянов и советское государство

А. В. Чаянов активно участвовал в экономической деятельности большевистского
государства. Он входил в руководство ряда кооперативных и государственных учреждений Советской России. Его научно-исследовательский институт в двадцатые годы разрабатывал пакет краткосрочных и долгосрочных проектов, прогнозов государственной экономической политики. С 1918 по 1930 год Чаянов опубликовал более
двух десятков статей по теории и практике советской государственной экономики.

С точки зрения общей социально-экономической теории Чаянова в России
после Октября 1917 года возникает новая хозяйственная система — государственный коллективизм, описание которого Александр Васильевич дал в работе «К вопросу теории некапиталистических систем хозяйства», воздерживаясь от превосходных или уничижительных характеристик, которые сопровождают этот
хозяйственный строй со времени его возникновения и до сих пор.

Государственный коллективизм, характеризуется Чаяновым следующими основными признаками: 1) уничтожением категорий капитализма: капитала, процента
на капитал, зарплаты, ренты; 2) единым огромным хозяйством всего народа; 3) данное хозяйство существует выполнением планов государственных органов, определяющих структуру, пропорции, темпы и цели развития экономики. Главное отличие
данной системы от остальных систем, по Чаянову, заключается не просто в отсутствии рыночных отношений, но в неспособности «существовать чисто автоматически,
элементарно», для этого строя требуются непрерывные общественные усилия и государственные меры экономического и внеэкономического принуждения[1].

Полагая режим государственного коллективизма возможным, но отнюдь
не считая его самым лучшим, Чаянов пытался осмыслить причины возникновения тоталитарных режимов и возможности их развития. Размышляя над особенностями советского строя, Чаянов связывал его возникновение не только с массовым революционным энтузиазмом, но и находил некоторые архетипические
основания режима, обнаруживая, например, «схожесть» идеального советского
государства с большой крестьянской семьей с ее мудрым и грозным отцом семейства, родственностью семейных чувств, натурализацией и замкнутостью от всего
мира. И хотя в 1921 году экспансия государства в экономику в виде «военного
коммунизма» потерпела крах, и Чаянов получил возможность заниматься своим
любимым внегосударственным и некапиталистическим крестьянско-кооперативным хозяйством, он не сбрасывал со счетов колоссальные возможности новорожденного строя, которые в конце 1920-х годов стали вновь усиленно воплощаться в жизнь.

Прогнозы и утопии

Уже в ряде работ 1927—1928 годов Чаянов дал глубокую характеристику развертывающихся событий, проницательно предсказав переворот аграрных отношений
в стране. Именно в это время Чаянов переключается на форсированную разработку
проблем сверхкрупных советских сельских хозяйств, и лишь арест прервет его работу. Особое значение в понимании чаяновcкого творческого наследия конца 20-х годов имеет статья «Эволюция идеи о совхозах» (1928). В этой работе проведена четкая фиксация этапов совхозного строительства в Советской России. Чаянов
показал, что совхоз — последовательно государственное советское предприятие —
является безошибочным индикатором аграрной политики и аграрных отношений
в стране. Так же как палеонтологи по изменениям скелета определенного вида животных отмечают моменты и пути эволюции природы, так же Чаянов по описанию
этапов совхозного строительства выделил важнейшие узлы советской аграрной
эволюции[2]. Таких этапов он к 1928 году насчитал целых семь: I период. Борьба
центра против стихийного распыления земельной площади крупного хозяйства (1918—1919); II период. Идея создания «фабрики зерна и мяса» и осуществление
данной идеи в приписных совхозах (1919—1920); III период. Идея совхозов как последовательно социалистической формы в развитой системе военного коммунизма (1920—1921); IV период. Эпоха ликвидаторства совхозов (1921—1922); V период.
Идея использования совхозов как орудий агромероприятий (1922—1923); VI период. Борьба за систему трестированных совхозов. Идея социальной рентабельности
совхозов (1923—1926); VII период. Хозяйственное укрепление совхозной сети: превращение совхозов в предприятия последователъно-социалистического типа, работающие в системе общей плановой организации сельского хозяйства. Обратим особое внимание на чаяновскую характеристику самого последнего (седьмого) этапа,
начавшегося в 1927—1928 годах, и связанные с этим этапом обобщающие социально-политические выводы и оценки ученого.

Прежде всего, необходимо отметить, что Чаянов совершенно определенно
характеризует текущий период как возвращение военного коммунизма. Он показывает, что совхозы конца 20-х подчинены тем же экономическим идеям военного коммунизма, которые были отброшены с введением нэпа. Вновь проектируется интенсивное строительство «фабрик зерна и мяса», вновь совхозы получили
«революционно-производственную установку», в отличие от нэповской «установки охранительной»[3]. То есть в период нэпа совхоз — это прежде всего институт сохранения государственного земельного фонда, от которого исходит просветительская, агрономическая, племенная, техническая помощь крестьянским
хозяйствам. Начиная же с 1928 года совхоз — хозяйственно и организационно окрепшая форма развития сельского хозяйства, его рост политически, организационно, материально всемерно поддерживается государством. Вновь экстренно
осуществляется идея аграрных преобразований в последовательности «крестьянские хозяйства — колхозы — совхозы» — идея все того же военного коммунизма.
Самая важная мысль статьи: военный коммунизм в истории страны — не случайность, порожденная гражданской, войной, «... так как именно в тот героический
период нашей революции мы, быть может, без достаточных материальных обоснований и в грубых формах поставили перед собой всерьез и надолго задачи практического осуществления ряда идей социалистической организации народного
хозяйства»[4]. Но через 10 лет военный коммунизм не повторяется автоматически,
а вступает в новую фазу «...идеи двадцатого года... возникают вновь в гораздо
более углубленном и обновленном виде, и, что самое главное, с материальными возможностями для своего осуществления»[5]. Восстановленное, окрепшее после войны хозяйство, контролируемое многократно усилившимся государственным аппаратом, теперь всемерно подчиняется идее, отсутствовавшей в 20-м году:
идее не только планового государственного хозяйства, но и плановой реконструкции сельского хозяйства в целом. С воплощением этой идеи в жизнь начинается эпоха тотального государственного воздействия на «...все сельскохозяйственное производство определенных плановых районов во всей его
совокупности»[6].

В статьях, написанных перед своим арестом, Чаянов специально подчеркнул
ряд факторов, обеспечивающих грандиозную «реконструкцию» советского сельского хозяйства:

во-первых, «… небывалая по своей мощи организующая сила в мире пролетарской диктатуры, располагающая всей мощью государственной власти и объединенной государственной промышленности»[7];

во-вторых, национализация земли, позволяющая организовать огромные
пространства территории, необходимые для создания крупнейших хозяйств;

в-третьих, накопленный количественный и качественный мировой и советский опыт индустриализации земледелия, обеспечивающий уже стабильный экономический эффект от механизации сельского хозяйства, или, если вкратце
обобщить данные факторы в одну формулу, советский аграрный социализм есть
диктат государства на национализированных землях плюс американская техника (100-процентная механизация);

в-четвертых, демографическая и кадровая ситуация в стране. Прежде всего,
аграрное перенаселение основных сельскохозяйственных районов страны — болезненно опасная проблема России еще конца XIX — начала XX веков. Аграрное
перенаселение — тот горючий материал, из которого рванула революция 1917 года.

«Декрет о земле», конечно, сократил аграрное перенаселение, но не смог ликвидировать его полностью. Тогда, в конце 20-х годов, сталинский скальпель коллективизации просто раскромсал нарыв.

Наконец, в результате хаоса войн и революций, произошли колоссальные изменения как в социальных отношениях, так и в сознании сельского населения.
Чаянов отмечал, что крестьянин, вернувшийся с войн империалистической и гражданской, безусловно, переменился. При этом Александр Васильевич смог упомянуть лишь своеобразный положительный результат фантастических крестьянских военных походов: расширились кругозор и ощущения крестьянина средних
лет, по его демобилизации из армии уменьшилась патриархальная власть косных
стариков-бородачей в деревне. Но ведь война оставила после себя и огромное социальное, духовное опустошение деревни. И в это время своеобразная педагогическая деятельность государства — накачка классово-идеологического образования вместо обветшавшей традиционной культуры — также способствовала еще
более быстрому формированию новых социальных типов деревни. Чаянов, посвятивший людям нового земледелия специальные статьи[8], отметил, что к 1930 году
государству успешно удалось в своих целях разрешить кадровую проблему, создать
условия для возникновения нового человека нового земледелия.

Новый человек нуждался в новых утопиях, да и сам Чаянов в самые тягостные и неопределенные моменты истории выплескивал напряжение своего интеллекта в искусство социальной фантазии. Так в разгар гражданской войны и военного коммунизма, в 1919 году появилась повесть «Путешествие моего брата
Алексея в страну крестьянской утопии», а почти через десять лет, в канун «Великого перелома» появился фантастический чаяновский прогноз «Возможное будущее сельского хозяйства»[9]. Сравнить, хотя бы бегло, эти два произведения необходимо. Сразу бросается в глаза абсолютная противоположность двух утопий:
утопия девятнадцатого года — затейливо-замысловатая сказка с юмором, пародией, притчей, критикой; не то утопия двадцать восьмого года — суховатая (особенно для пера Чаянова), подчеркнуто научно-практическая сводка предстоящих
изменений в сельском хозяйстве.

В утопии 1919 года большая часть изложения посвящена описанию социальных отношений будущего, да еще каких: крестьянская держава, царство кооперации. В утопии 1928 года ни социальные отношения, ни крестьянство вообще не
упоминаются. Зато в утопии 1928-го каскад научно-технических достижений:
от генной инженерии зерна до изменения полярного климата (включая изощренную механизацию, химизацию, мелиорацию) — полностью затмевает скромный метеорефор — машину изменения погоды — главного носителя сельскохозяйственного прогресса в первой утопии Чаянова.

Утопия 1919-го так и остается прекрасной, незавершенной крестьянской сказкой. В утопии 1928-го финал жестоко ясен и легок: «В сущности, будущее сельского хозяйства — правда, самое отдаленное, — это отмена сельского хозяйства, в современном смысле этого слова, и переход к изготовлению питательных
и текстильных материалов фабричным способом, подобно обычным продуктам
тяжелой и легкой индустрии, путем ассимиляции азота и углекислоты из воздуха
с помощью химического, синтетического процесса»[10]. И еще: «Все сельское хозяйство превратится тогда в такую же размеренную систему производства, какой является наша обрабатывающая промышленность: ни один момент случайности,
ни один момент произвола Николая Угодника здесь уже не будет иметь места...»[11].

Итак, утопия 1928 года полностью отрицает утопию 1919-го, отрицает мировоззренческие установки основной чаяновской теории крестьянского хозяйства:
в будущем нет места крестьянской семье — самой совершенной форме организации труда и хозяйства; в будущем уникальность и неповторимость процесса хозяйствования на земле должна подчиниться всеобщему ритму фабрично-заводской промышленности и раствориться в нем. Стандартизация технического
прогресса упраздняет разнообразный мир Чаянова.

Таким образом, и в сфере фантазии в конце 1920-х чаяновский гений был вынужден подчиниться мифологии запланированной индустриализации.

Впрочем, лишь в одном эти утопии странным образом схожи — мистической
способностью их автора предсказать происшествия, конкретные и значительные.
Так, в утопии 1919-го упоминается разрушение храма Христа Спасителя и путч диктатора Варварина в 1937 году, в утопии 1928-го — исчезновение Аральского моря:
«Мы не сомневаемся, что в целом ряде районов, где мощные реки могут послужить
исходным пунктом орошения, мы можем создать из сжигаемой солнцем пустыни
роскошные оазисы, напоминающие собой тропические формы земледелия. Быть
может, для этого потребуется погубить Аральское море путем израсходования на орошение всех вод питающих его рек и поставить крест на аральском рыболовстве...»[12].

Обвинения и оправдания

В то время как эволюция аграрных отношений необратимо втягивается в стремительно расширяющуюся воронку тотального огосударствления и администрирования, Чаянов все усилия направляет на поиск наиболее рациональных форм организации крупного государственного хозяйства. Уже в научных статьях 1928 года:
«Методы составления организационных планов сельскохозяйственных предприятий в условиях советской экономики», «Крупные формы сельского хозяйства»,
«Сегодняшний и завтрашний день крупного земледелия» — он пытается обосновать новую организационно-промышленную базу сельского хозяйства. Уверенность Чаянова в неизбежности «великого перелома» подтверждают строки из заключения к статье «Техническая организация зерновых фабрик» (1929): «Еще
два-три года работы и новый тип земледелия примет выверенные стандартные
формы»[13].

В начинающемся цейтноте коллективизации Чаянов ищет оптимальный
план аграрных преобразований. Но эти поиски становятся с каждым месяцем все
более трудными из-за жесткой критики, обрушенной на чаяновскую школу, пропагандистской машиной сталинского режима. Брань, угрозы ряда изданий
(«На аграрном фронте», «Большевик» и т. д.) вынуждают замечательных ученых
организационно-производственной школы постоянно оправдываться, раскаиваться, «перековываться».

Чаянов также вынужден был давать смиренные разъяснения для так называемых аграрников-марксистов. Но вот что характерно для чаяновских «показаний»: внешне, по форме, они, конечно, предназначены для прокуроров от генеральной линии, но их главный, глубинный смысл — объяснить ситуацию, дать
правильную линию поведения честным, самостоятельным, трезво мыслящим
ученым, старым квалифицированным кадрам экономистов, агрономов и тем самым сохранить их от избиения в процессе коллективизации.

Кадры решают все... В эти переломные два-три года коллективизации, попытка спасти тот невеликий, но высококультурный слой аграрной мысли для Чаянова становится задачей столь же важной, как и изучение возможностей потенциала
аграрного огосударствления. В общем, это были взаимосвязанные проблемы.

Именно к своим товарищам, ученым, сторонникам адресуется Чаянов по праву лидера науки в «покаянном письме» в газету «Экономическая жизнь» (15 февраля 1929): «За последнее время ряд моих товарищей по практической академической работе, отмечая мои работы по вопросам организации колхозов и совхозов,
мою энергичную защиту идеи зерновых совхозов… обратился ко мне за разъяснениями принципиального порядка о том, почему я, будучи одним из «апологетов»
крестьянского хозяйства, берусь за эти, по их мнению, несвойственные мне темы.
Их интересовало, делаю ли я это в порядке «служебных обязанностей», или же
в силу какого-либо принципиального сдвига. Эти вопросы шли от людей, очень
близко работающих со мной, и их недоумения убеждали меня в том, что для широких, сельскохозяйственных кругов, очевидно, является совершенно неясной
принципиалъная позиция, которая заставляет меня направить по преимуществу
свою работу к этим формам организации сельского хозяйства»[14]. Защиту своей позиции Чаянов основывает на нескольких аргументах (более официально-идеологического, чем реально научного характера), но все они подчинены одному
важнейшему и принципиальному: при взятом курсе на ломку прежних экономических форм и организацию новой структуры всего народного хозяйства «...теряет всякий смысл вопрос о какой-либо конкуренции (выделено нами. — А. Н.) различных форм организации сельского хозяйства... так как все они, а в том числе
и крестьянское хозяйство, становились не более, как исходным материалом для
планового строительства новых форм земледелия... реорганизуемого в последовательно-социалистической форме»[15]. То есть открытым текстом, вполне определенно Чаянов утверждает, что в создавшейся ситуации кооперация крестьянского
хозяйства обречена на исчезновение и уцелеть ей возможно, только обернувшись
исходным материалом знаний, навыков, умений труда в формах государственного хозяйства.

И чтобы уж совсем не возникало сомнений в характере предстоящих событий, Чаянов подчеркивал: «...будущие формы организации сельского хозяйства
мною мыслятся не в виде конгломерата совхозов, колхозов, кооперативов и оставшихся индивидуальных хозяйств, а в виде единого общественного хозяйства,
детали организации которого мы, конечно, еще не в силах предусмотреть»[16].
Но именно в борьбе за предстоящие детали (весьма существенные) этого будущего государственного хозяйства искал путь Чаянов.

На состоявшейся в декабре 1929 года 1-й конференции аграрников-марксистов вакханалия угроз и оскорблений в адрес организационно-производственной
школы достигла апогея, сам Сталин недвусмысленно отозвался о «писаниях ученых типа Чаянова...»[17], и в январском номере «Сельскохозяйственной газеты»
Чаянов вновь вынужден публиковать ответ на нападки критики. Не будем останавливаться на подробном описании «ошибок неонародников», которые
А. В. Чаянов покорно перечисляет вслед за своими недоброжелателями. Но необходимо отметить высказанное Чаяновым отношение к крестьянству и к собственному положению в создавшейся социально-политической обстановке. В самом деле, отрекшись от своей теории, отрекся ли Чаянов от того социального
класса, изучению которого посвятил свою научную деятельность?

Вынужденный вслед за официальной пропагандой поминать крестьянство
как класс мелкобуржуазный и бесперспективный, Чаянов тем не менее отмечал,
что даже при капитализме «вымирающее» крестьянство будет существовать несколько поколений. А ведь «несколько» — это так неопределенно, это и три, и десять... Так что крестьянской жизни Александр Васильевич по-прежнему отводил
разумно длительный срок. Что касается страны «производящей в плановом порядке коренную социалистическую реконструкцию всего народного хозяйства»,
то для нее Чаянов и пытался найти путь, при котором крестьянство, «отказавшись от старого социального типа своей хозяйственной деятельности ... не только сохранит от всяких потрясений свои личные кадры (выделено нами. — А. Н.),
но и значительно повысит свой уровень благосостояния»[18].

При этом в январском письме 1930 года Чаянов в максимально открытой,
насколько это вообще было возможно в то время, форме высказал свое несогласие с политикой раскулачивания. «Я должен совершенно откровенно сказать, что многие из жестких методов раскулачивания деревни в процессе проведения
коллективизации на месте весьма нелегко усваиваются мною, и я лично не нашел бы в себе достаточно твердости для проведения их в качестве оперативного
организатора»[19].

Чаянов понимал, что в 1929 году произошел социальный катаклизм, по своим последствиям и масштабам сравнимый со временем революций 1917 года.
И потому, ссылаясь на афоризм Жореса «Революцию можно или целиком отвергнуть, или принять так же целиком, какой она есть», он по-прежнему остается
верным выбору, сделанному им после революции: «С февраля 1918 года я связал
свою жизнь с реконструкцией нашей страны и, тщательно припоминая день
за днем все прошедшие годы, полагаю, что ни у кого нет и не может быть оснований для того, чтобы отнять у меня звание советского работника безо всяких кавычек... Если бы у меня в области реконструкции сельского хозяйства оставались
идеологические расхождения, я, как человек, принявший революцию по отмеченной мысли Жореса, все равно бы подчинился авторитету революции»[20].

Но оставаться в то время с революцией, означало вместе со страной и ее народом двигаться тем тягостным путем, который диктовала генеральная линия
партии, и в силу своего человеческого достоинства стремиться влиять на ход жестоких событий.

Чаянов наперекор социальной стихии стремился в активном строительстве
новых форм государственного земледелия сохранить научные, культурные, производительные силы Советской России. Решению этой задачи посвящена совхозная программа А. В. Чаянова.

Программа и реальность

Просматривая прессу кануна коллективизации (прежде всего специальную сельскохозяйственную литературу), поражаешься левацкой беспечности и задору организаторов невиданной доселе в мире сельскохозяйственной реформы. Примерно четверть всей печатной продукции того периода отведена под угрозы
и обещания «отвинтить голову кулаку с пением интернационала»[21]. Четверть материала отводится восхвалению мудрых решений партии и правительства. Четверть — описанию «загнивания» зарубежного сельского хозяйства и эффективности различных марок американских сельскохозяйственных машин (которых
все равно не достать). И лишь оставшаяся четверть весьма неоднородного, часто
кустарного и легковесного материала посвящена действительно поиску экономического, технологического, социального обоснования нового сельскохозяйственного строя. В этих условиях именно разработке культурных, разумных государственных форм политики, предприятий, институтов отдает свои силы
Чаянов. Ведь государственному абсолютизму, как учит история, всегда требовались рекомендации мудрых и просвещенных советников.

В своих исследованиях Чаянов фактически наметил комплексную программу государственных аграрных преобразований, их итог должен был быть изложен в книге «Сельское хозяйство эпохи социалистической реконструкции», исчезнувшей на стадии набора в печать при аресте ученого. Но, учитывая привычку Чаянова предварять выход монографии рядом статей, являющихся
фактически главами будущей книги, попробуем по известным нам статьям воссоздать его программу. Важнейшей является опубликованная за месяц до ареста
статья «Технико-экономические вопросы строительства социалистического земледелия» (1930).

Суть чаяновской программы организации социалистических аграрных предприятий можно свести к следующему: коль огосударствлять, так по-государственному — с четкой концентрацией научных, организационных и материальных
сил на приоритетных, эффективных направлениях, с формированием оптимально больших размеров государственных хозяйств, что позволит упростить и сократить административно-управленческие расходы хозяйств, расходы по созданию
ремонтной и транспортной базы, а также общие расходы хозяйств. Такое огосударствление позволит в гигантских ландшафтах сельских предприятий укрыть
остатки хозяйственной и личной самостоятельности земледельца; и разношерстные колхозы, наскоро наклепанные усердствующими активистами, формально –
кооперативные, реально — во всем подчиненные государству, укрупнять по точным научным разработкам и переводить в совхозы. Все сельское хозяйство огосударствлять, превратить его в единый приписной совхоз. И когда государство
в сельском хозяйстве останется наедине с самим собой, оно будет вынуждено
нести ответственность за свое хозяйство.

План совхозного Чаянова безусловно отрицает Чаянова кооперативного. Разве не утверждал Чаянов-кооператор, что искусство сельского хозяина есть умение учитывать частности, своеобразие, неповторимость данного участка природы и взаимодействующего с ней человека. Именно исходя из этой уникальности
разрабатывался крестьянский организационный план, подбирались средства
производства. В совхозном же плане упор сделан на полную унификацию и стандартизацию: всеобщая стандартизация и унификация позволяла в кратчайшие
сроки сформировать структуру государственного управления и образования,
произвести если не культурную революцию, то хотя бы некий культурный ликбез
среди сельских жителей, с началом коллективизации окончательно лишавшихся
основ традиционной культуры. Кроме того, в мощных, механизированных предприятиях предъявляются более серьезные и научные требования к организатору
и руководителю производства. Чаянов почти не упоминает, каким должен быть
тип нового работника (хотя в организационно-производственной школе хозяйствующий на земле человек есть центр изучения), но его план подразумевает создание в кратчайшие сроки действительно нового типа труженика, который будет обладать навыками, дисциплиной, кругозором индустриального рабочего,
а с другой стороны, в работе на земле в нем возможно сохранение характера крестьянина.

Создание новой сельскохозяйственной системы Чаянов стремился осмыслить не только в организационных, технологических, но и в политэкономических терминах. Цели и критерии хозяйствования нового земледелия Чаянов
определял на основе социальной и экономической природы социалистического сектора хозяйства. Для выяснения особенностей экономических принципов
работы совхоза Чаянов приводил соответствующие сравнения совхозов с капиталистическими предприятиями. Капиталистическое предприятие руководствуется своей главной целью — максимумом прибыли. Не таково социалистическое предприятие. Оно — часть планово руководимого хозяйства страны. Его
главная задача — взаимодействие динамического характера с плановым руководством.

Если при капитализме организация сельскохозяйственного предприятия
определяется подбором его товарных отраслей и культур, то в советском хозяйстве дело обстоит иначе. Здесь Чаянов в традициях позднего средневековья дает
абсолютному государю — «организатору планового хозяйства» своего рода рецепты — как разумно социалистическому хозяйству устроиться должно.

«Он (организатор) должен установить количественно и качественно те сельскохозяйственные продукты общественного оборота, которые необходимы для народнохозяйственного баланса страны, и, поскольку наши планы строятся на основе
районирования, распределить сообразно естественным и экономическим особенностям этого района эту продукцию между ними и затем определить, на какие производящие аппараты, существующие в каждом районе, он должен возложить их
производство. Этот выбор, так же как и выбор производственных районов, должен
зависеть от анализа технических, почвенных и дистанционных особенностей каждого из этих аппаратов и производиться так, чтобы гарантировать наиболее дешевую себестоимость производства необходимого количества каждого из продуктов.
Наряд, возложенный сообразно общему анализу хозяйства района на каждый совхоз и представляющий собой часть производственного плана всего общественного
сектора сельского хозяйства, и определяет собой направление хозяйства. Таким образом, определение направления хозяйства совхоза и колхоза есть установление его
роли в общей системе народного хозяйства и страны в целом. Цель же основного
звена государственной сельскохозяйственной системы — совхоза — выполнение
плана и самоокупаемость, при которой он ... совершенно прочно держался на своих ногах без всяких стеклянных колпаков, дотаций и посторонней помощи»[22].

Для этого уже организатор совхоза ответственен за три экономические задачи. Во-первых, полностью выполнить количественно и качественно полученный
наряд. Во-вторых, сделать это наиболее дешево, не дороже заданного лимита.
И, в-третьих, совхоз должен гарантировать в своей работе не только простое,
но и расширенное воспроизводство с возможностями отчисления в общегосударственные фонды социалистического накопления.

Общие выводы из проекта чаяновской государственной системы сельского
хозяйства можно сформулировать следующим образом.

План — плановый наряд — главный нерв функционирования государственного хозяйства. Цель организатора и ученого, разрабатывающего план, сделать
его максимально разумным, соответствующим социальным интересам и природным ресурсам государства.

Вектор организационных форм сельскохозяйственных предприятий (размеры и структура) должен составляться из оптимального взаимодействия между
техникой, природой и населением.

Чаяновский совхоз — это могучий агробиологический и агропромышленный
комплекс, завязанный в единое сельское хозяйство страны гибкими мерами стандартизации и унификации технологии, механизации, искусным районированием.

Чаяновские совхозы в 100 тысяч гектаров — ячейки административного деления государства — оазисы развития культурной и политической жизни страны.

Безусловно, Чаянов создал лишь эскиз государственного функционирования
сельского хозяйства, некоторые важнейшие проблемы (например, механизмы
мотивации работников) он вообще не упомянул. Не затронул он и проблемы
организации верхних этажей государственного управления.

Окончательному оформлению спроектированной системы государственного
хозяйства Чаянов отводил 10—15 лет, подразумевая, что в будущем возможно обращение к новым (старым) народнохозяйственным конгломератам.

* * *

В более чем полувековой истории существования советского сельского хозяйства мы можем увидеть реализованными многие предсказания последнего чаяновского плана: централизованное руководство, мощная механизация, отсутствие
существенной разницы (разве лишь в названии) между совхозами и колхозами,
их последовательное укрупнение, создание обширного агропромышленного
комплекса на основе рационального районирования. Только реализовалась эта
система не за 10—15 лет, как предполагал Чаянов, а за 50 лет. Реализовалась с невероятными страданиями и муками, на поверку вышла неуклюжей и неэффективной. Причина этого была в том, что советская бюрократия, руководившая реформами, была вовсе нерациональной и непросвещенной в старомодно
идеалистическом смысле этого слова, она руководствовалась прежде всего своими теневыми номенклатурными оптимумами, которых в своей версии коллективизации политический наивный Чаянов не учитывал.

---

[1] Чаянов А. В. К вопросу теории некапиталистических систем хозяйства // Чаянов А. В.
Крестьянское хозяйство. Избранные труды. М., 1989. С. 114—143.

[2] Чаянов А. В. Эволюция идеи о совхозах // Совхоз. М., 1928. № 9—10.

[3] Там же. С. 45

[4] Там же. С. 46.

[5] Там же. С. 47.

[6] Там же. С. 50.

[7] Чаянов А. В. К вопросу о проектировании крупных совхозов // Совхоз. М., 1930. № 11. С. 7.

[8] Чаянов А. В. Кадры нового земледелия // ВАРНИТСО. 1930. №1; Чаянов А. В. Новые кадры
нового земледелия // Социалистическое земледелие. 1930. 5 января.

[9] Чаянов А. В. Возможное будущее сельского хозяйства // Жизнь и техника будущего:
Cоциальные и научно-технические утопии. М.; Л., 1928.

[10] Там же. С. 260—261.

[11] Там же. С. 281.

[12] Там же. С. 271.

[13] Чаянов А. В. Техническая организация зерновых фабрик // Экономическое обозрение. 1929.
№ 12. С. 101.

[14] Чаянов А. В. От классовой крестьянской кооперации к социалистической реконструкции
сельского хозяйства // Экономическая жизнь. 1929. № 38.

[15] Там же.

[16] Там же.

[17] Cталин И. В. К вопросам аграрной политики в СССР // Собр. соч. М., 1949. Т. 12. С. 141—
172.

[18] Чаянов А. В. О судьбах неонародничества // Сельскохозяйственная газета. 1930. 16 января.

[19] Там же.

[20] Там же.

[21] Укреплять и расширять районы сплошной коллективизации // Социалистическое
земледелие. 1930. 31 января. С. 1.

[22] Чаянов А. В. Технико-экономические вопросы строительства социалистического земледелия
// Научное слово. М.; Л., 1930. № 4. С. 14.